— Не могу не согласиться, — кивнул я и поморщился. — Кто бы это ни совершил, он сильно рискует, делая это громко и на людях.
На мгновение не совсем человеческий взгляд Архива пробуравил меня насквозь.
— События могут принять гораздо худший оборот, нежели сейчас, — сказала она. — Я боюсь, что наши неприятности только еще начинаются.
Увидев зияющее отверстие, оставленное Крошкой бебекой в восточной стене Юнион-Стейшн, Майкл застыл на месте.
— Боже милосердный! — выдохнул он. — Гарри, что здесь произошло?
— Небольшая проблема, — ответил я.
— Вы мне ничего не сказали.
— Вид у вас был занятый, — сказал я. — Ну, и потом у вас уже имелось пара сотен нехороших парней, чтобы с ними справляться, — я мотнул головой в сторону пролома. — А у меня всего один.
Майкл задумчиво покачал головой, и я заметил как Люччо тоже косится на пролом с чем-то вроде легкой тревоги на лице.
— Но вы с ним справились? — спросил Майкл.
Люччо, склонив голову набок, посмотрела на Майкла, потом — пристально — на меня.
— Разумеется, — как мог невозмутимее ответил я. Потом повернулся на пятках и свистнул. — Мыш!
Мокрый насквозь, но полный энтузиазма пес, громко шлепая лапами по залитому водой мраморному полу, вылетел из кассового зала и понесся к нам. Он затормозил с легким юзом, подняв волну, которая с верхом захлестнула мои башмаки. Архив с интересом посмотрела на Мыша и шагнула в его сторону — но дальше ее не пустил Кинкейд, положив руку ей на плечо.
Майкл посмотрел на девочку, потом на собаку и нахмурился.
— Есть, — произнес он, — еще одна проблема.
В кабине Майклова пикапа только три кресла.
Мы все промокли до костей, и времени высохнуть или переодеться до прибытия полиции у нас не оставалось. По дороге к гаражу я поймал на себе не один не то, чтобы слишком дружелюбный взгляд — после того как я объяснил, что это я привел в действие систему пожаротушения. На мой взгляд, это не совсем справедливо, и в конце концов, никто не может обвинить меня в том, что я не испытывал на себе последствий этого наравне с остальными.
Возможно, Архив и ребенок вроде жутковатого Билли Мэйми из «Запретной Зоны», но все же она ребенок. Поэтому то, что она поедет в кабине, никем не оспаривалось. Майкл собрался садиться за руль.
— Я не оставлю ее сидеть там одну, — заявил Кинкейд.
— Ох, да ладно вам, — возмутился я. — Он же, черт подери, Рыцарь Креста. Он не сделает с ней ничего такого.
— Не принимается, — сказал Кинкейд. — Что, если кто-нибудь обстреляет ее по дороге? Он готов заслонить ее своим телом от пуль?
— Я… — начал Майкл.
— Еще как, черт вас побери, готов, — прорычал я.
— Гарри, — произнес умиротворяющим тоном Майкл. — Я с радостью буду защищать ребенка. Но мне будет несколько затруднительно делать это и одновременно вести машину.
Мыш издал негромкий, встревоженный звук, и это привлекло мое внимание к тому, что Архив непривычно для себя тиха. Она стояла рядом с Кинкейдом, дрожа; глаза ее закатывались.
— Черт, — всполохнулся я. — Сажайте ее в кабину. Кинкейд, Майкл, поезжайте, живо!
Кинкейд схватил ее в охапку, и они с Майклом сели в кабину пикапа.
— В-ваш д-дом д-далеко отсюда, С-страж? — спросила меня Люччо.
Выглядела она неважно. То есть, с учетом обстоятельств она выглядела очень даже ничего. Однако при этом она промокла до нитки и изрядно замерзла — она опустилась обнять Мыша за шею, вроде как лаская его, а на деле вытираясь о его мех. Я-то видел, какова Люччо, командир корпуса Стражей, в бою, поэтому мое мнение о ней давно сформировалось. Глядя на женщину, которая, не моргнув, встречалась один на один с учениками Кеммлера, которую я как-то видел стоявшей под шквальным огнем из автоматического оружия, чтобы защитить своих подопечных — в общем, глядя на нее, я как-то обычно забываю, что роста в ней пять футов четыре дюйма, веса — сто тридцать или сто сорок фунтов, и все насквозь промокшее.
Именно такой она сейчас и была.
В самом эпицентре метели.
— Это недалеко, — ответил я. Потом подошел к пассажирской двери пикапа. — Посадите ее на колени, — сказал я Кинкейду.
— Она пристегнута поясом, — возразил Кинкейд. — Она и так в опасности, постояв на морозе.
— Люччо весит ненамного больше, чем Ива, — как мог ровнее заявил я. — И опасность схватить пневмонию грозит ей почти так же, как девочке. Поэтому вы сажаете Иву на колени и освобождаете место в кабине моей начальнице — как и подобает джентльмену.
Кинкейд все так же спокойно посмотрел на меня своими ледяными глазами.
— Или что?
— Я вооружен, — сказал я. — А вы нет.
Не меняя выражения лица, он посмотрел на меня, потом на мои руки. Одна из них оставалась в кармане плаща.
— Вы думаете, я поверю, что вы меня убьете?
— Если вы попытаетесь заставить меня выбирать между вами и Люччо, — ответил я с колкой улыбкой, — я совершенно не сомневаюсь, кому мне спеть гавайскую колыбельную.
Зубы его блеснули в неожиданной, волчьей улыбке. Он подвинулся, пересадив замерзшую девочку себе на колени.
Когда я вернулся за Люччо, она держалась на ногах только потому, что Мыш сидел на морозе как вкопанный, поддерживая ее. Она вяло пробормотала какие-то возражения — она даже пыталась сохранить командный тон, но поскольку она произнесла это по-итальянски, я постановил, что ее мозг тоже замерз и принял командование местными силами корпуса на себя, что было несложно, поскольку силы эти состояли из одного меня. Я сунул ее в кабину пикапа и пристегнул ремнем рядом с Кинкейдом. Он даже помог мне с этим — мои пальцы слишком закоченели, чтобы справиться с этим быстро.